История петербургского балета, да и сам факт его существования, его исключительной жизнеспособности и столь же исключительной плодотворности – удивительный и до конца не объяснимый феномен.

Как случилось, что французско-итальянское придворное изобретение не просто прижилось на отечественной почве, но дало ошеломительные плоды? Что русские танцовщики и хореографы превзошли своих иноземных наставников и все главные шедевры балетного театра были созданы именно в Петербурге? Что выпускники балетной школы с петербургской улицы Росси неизменно входят в число самых известных и почитаемых людей и своей страны, и всего мира?

Кажется, ответы просты…

Петербург задумывался как «окно в Европу» – потому здесь столь быстро появилось и прижилось искусство «иноземной поступи». Российские императоры любили всевозможные увеселения и старались привлечь ко двору то «модное и изящное», что было у западных монархов, поэтому на балет никогда не жалели денег и тщательно культивировали этот вид искусства.

Русские люди по природе пластичны, в народных плясках от века были и распевность, и слитность движений, своего рода единая «пластическая интонация» всех частей тела танцующего, и широкая русская душа, и замысловатые коленца. Оттого русские мастера танца не просто синтезировали лучшие достижения иностранных коллег, но внесли в изначально чужое искусство национальную самобытность, чем смогли поднять его на новую высоту.

Петербург – город строгой и стройной планировки, прямых проспектов и улиц, широких площадей, «закованной в гранит» величественной Невы. Поэтому балет – искусство упорядочения движения – нашел здесь свой дом и стал неотъемлемой частью этого архитектурного пейзажа.

Всё так. Но в общеизвестных фактах и доводах не хватает пассионарности что ли, страсти, с которой Провидение устраивало судьбы петербургского балета, и страсти же, с какой к этому искусству относились в этом городе.

Из всех художественных школ первой при Императорском дворе была учреждена не архитектурная, не живописная, не музыкальная, не драматическая, а танцевальная школа!

О том, какое место занимал балет в жизни Петербурга начала XIX века, как бы между делом поведал Александр Сергеевич Пушкин. В «энциклопедии русской жизни» танцовщице Авдотье Истоминой поэт отводит целую строфу (другие реальные лица упоминаются в «Онегине» списком). Причем танец Истоминой описывается так вдохновенно и точно, что его можно реконструировать.

А чего стоит в общем-то случайный приезд в Петербург в 1847 году малоизвестного французского танцовщика Мариуса Петипа! Он не собирался долго оставаться в России, но прожил здесь 63 года, стал «отцом русского балета» и определил его судьбу с конца XIX века вплоть до наших дней.

Из всех персонажей придворно-светской хроники царских времен особенно выделяется фаворитка будущего императора Николая II Матильда Кшесинская. Не аристократка, не дама полусвета, не певица, не драматическая актриса. Балерина, именно балерина! Балерина роскошная, не какая-нибудь артистка кордебалета, а настоящая прима, получившая первенство по праву мастерства и таланта.

Младшая современница Кшесинской петербургская балерина Анна Павлова покорила весь мир и снискала такую славу, какой не было ни у одной звезды Голливуда.

Павлова покинула родной город на рубеже 1910-х годов. Следом за ней в эмиграции оказалось целое поколение деятелей петербургского балета – кто-то уехал с Дягилевым еще Первой мировой войны (как Нижинский), кто-то сразу после революции (как Фокин, Карсавина и многие другие). Казалось, балету в послереволюционном Петрограде не выжить. Государству пролетарской диктатуры это насквозь чуждое искусство не было нужно. Но – о чудо! – балет не тронули. Более того, сразу после революции будто из небытия возникла артистка Императорских театров Агриппина Ваганова (не самая известная и далеко не самая интересная, вышедшая на пенсию в 1916 году) и занялась педагогикой. Из ее класса одна за другой стали выходить не просто хорошие – выдающиеся балерины.

Питомица Вагановой Галина Уланова незадолго до окончания Великой Отечественной войны была вызвана (полагают, по личному указанию Сталина) в Москву, в Большой театр, и на долгие годы стала главным официозом советского балета. А ведь хрупкая красота танца Улановой родилась и по-настоящему состоялась в довоенном Ленинграде.

В Петербурге, Петрограде, Ленинграде и снова Петербурге есть традиция «ходить в балет». В числе истых петербургских балетоманов и все русские цари, правившие в позапрошлом веке, и уже упомянутый Пушкин, и Александр Бенуа, и Анна Ахматова, и академик Дмитрий Лихачев. Кто-то ходил «на Истомину», кто-то «на Кшесинскую», «на Павлову», «на Карсавину», «на Уланову». После войны ходили «на Дудинскую» и «на Сергеева», «на Шелест» и «на Брегвадзе», позже «на Колпакову» и «на Макарову», недолго ходили «на Нуреева», чуть больше – «на Барышникова» (потом оба стали иконами зарубежного балета, первый – западноевропейского, второй – американского). Сейчас ходят «на Лопаткину» и «на Вишневу». Не странно ли, что мастера легкомысленного «искусства ног» имеют столь большое влияние и на сильных мира сего, и на высоких интеллектуалов, и на простых обывателей?..

Феномен, необъяснимая сущность петербургского балета раскрываются, пожалуй, лишь с поднятием занавеса и началом сценического действия. Когда же занавес падает, тайна вновь оказывается тайной. Ведь тайна искусства – в самом акте творчества. Прикосновение к ней возможно ежевечерне там, где в Петербурге дают балет. Мы же в этой книге постараемся рассказать, как и почему за три века своего существования петербургский балет стал таким, каким он является сегодня.

К оглавлению
На главную